ДУША ЛАЗАРЯ ЖАЖДЕТ ПЫТОЧНЫХ ДЕЛ МАСТЕРА

Michael Fassbender

Винсент, ~40 Ты будешь меня пытать Человек, верный последователь Конклава, главный по пыткам

о персонаже

Внимание! Дальше речь пойдет о пытках, крови и ужасах. Если вы ищете заявку на м+м, да еще и со счастливым концом, пожалуйста, не тратьте свое время, здесь все совсем иначе. Между нам не будет романа и каких-либо чувств, кроме жгучей ненависти и желания причинить боль.
Официально ты можешь заниматься чем угодно. Можешь быть журналистом, можешь иметь свой бизнес или преподавать в Трентонском университете, самое главное, чтобы твоя деятельность была как можно дальше от Конклава.
Ты - мастер интриг и манипуляций. Прекрасно разбираешься в психологии, возможно, практиковал НЛП, чужая душа для тебя - не такие уж и потемки. Ты знаешь, как понравиться, когда это выгодно, не позволяешь помыкать собой и всегда идешь к намеченной цели. Умело скрываешь свою принадлежность к Конклаву, хотя и играешь там немалую роль, не боясь оставаться в тени.
Вероятно, ты пережил какую-то ужасную трагедию из-за магии, после которой ненавидишь все, что с ней связано. Эта история остается на твой выбор, у меня есть несколько идей, и если захочешь, мы сможем продумать все это вместе. Да, ты умело пользуешься магическими артефактами, блокирующими магию, но и только. Все сверхлюди для тебя - отродья, выродки, ошибка эволюции или Бога, я без понятия, во что ты там веришь.
И ты любишь причинять нам боль. Неудивительно, что именно тебя считают самым изощренным и жестоким ублюдком всего Конклава, и вручают в твои руки самых опасных и важных пленников. Ты не гнушаешься самыми отвратительными методами воздействия, мне страшно представить, что у творится у тебя в голове. Закопать заживо, вывернуть внутренностями наружу, скармливать жертве собственную плоть - это лишь жалкий минимум того, на что ты способен.

отношения с вашем персонажем

Я даже не знаю, как нас можно назвать. Мы не враги, никогда ими не были. Точнее, я вообще не знал о твоем существовании до определенного момента. Пока однажды не проснулся прикованным в подвале Конклава. Атлант с первым уровнем магии - очень крупная и полезная добыча, меня не могли отдать никому кроме тебя.
И ты не скупишься на пытки. Твоя задача - превратить мое существование в ад. Выведать тайны Ордена, получить как можно больше крови и, желательно, при этом оставить меня в живых. Потому что полезный атлант - это живой атлант. Но никто ведь не говорит, что нельзя калечить или делать больно, правда? Мои руки могут быть даже не связаны, у вас все равно блокираторы магии по всему периметру.
Мы будем с тобой вести задушевные беседы, изливая всю свою ненависть и желчь, какую только способны чувствовать.

о себе

Сразу оговорюсь, что отношения между персонажами никак не влияют на отношение к игроку. Я бы хотел, чтобы в наших играх было много боли, мерзости и расчлененки, поэтому очень жду на эту роль человека, любящего и умеющего отыгрывать подобное.
У нас не будет стокгольмского синдрома, а чем закончится мое заключение, мы узнаем уже по ходу игры. Еще раз повторюсь, что это заявка не в пару. Да, там будет рейтинг за счет расчлененки, но не более. Элизер женат, и я ищу игрока не для отношений, а для души и мерзотных развлечений :3
Сейчас в игре 2018 год, данные события я бы хотел отыграть где-то в 2020. Чем ты занимался в текущем настоящем - на твое усмотрение. Но помни: ты - одна из главных верхушек Конклава, самой темной его стороны, но никто посторонний не должен об этом узнать.
Посты у меня в среднем 5к символов, пишу от первого лица. К третьему отношусь спокойно, пиши так, как тебе удобно, я никак не хочу тебя ограничивать.
У тебя будет полная свобода действий от меня и теневое участие в сюжете. Но нашу подвальную историю я очень хочу отыграть.

мой пост

Пальцы крепче сжимают Айвора, а затем резко отпускают, когда страсти накаляются до предела. Этого и следовало ожидать в компании его приемного папаши, так что остаюсь невозмутим, хотя, если быть честным, меня немного забавляет растерянный взгляд мамаши. Словно вот-вот прижмет руки к груди и запричитает «мальчики, только не ссорьтесь!». И ничего, что один из мальчиков – потный истеричный мудак, напоминающий мне визгливую свинью. Это сходство сейчас так поражает меня, что я словно бы смотрю на него новыми глазами. Как у таких родителей мог вырасти такой сын? О, пожалуй, это ваше самое главное достижение. Но вы ведь предпочитаете его ненавидеть, да?
Молча допиваю свой компот, думая о том, как было бы неплохо сейчас начать вытирать его мокрые пятна прямо с Айвора. Что бы вы тогда сказали, богом укушенные? Ведь я бы касался его в тех местах, о которых думать грешно и не праведно, это грех, грех, грех, грех… Уголок губ тянется вверх, и я закашливаюсь, чтобы скрыть растягивающуюся саму собой улыбку. Ловлю взгляд Мари и, игнорируя его, поворачиваюсь к вспылившему Айвору. Знали бы вы, дорогая матушка, что я сейчас представляю, как лапал бы через джинсы член вашего сына. Пожелали бы вы мне гореть в аду? Или сначала спросили бы соизволения мужа? Пожалуй, ради Айвора я готов пройти через ад, да.
Семейный ужин окончательно сорван. Генри опять заревел и завел свою любимую шарманку про никчемность собственного сына, «смердишь» и «каждой клеткой своего никчемного тела». Это все мы уже слышали, и на какое-то мгновение мне даже становится скучно. А затем Генри оживляет свою тираду чем-то новеньким:
- Думаешь, это красиво?! Дьявольское же ты отродье! Приводишь в наш дом непонятно кого… - палец-сосиска указывает в моем направлении. Я и бровью не шевелю, хотя хочется сказать хотя бы «но-но». - …и думаешь, что Богу угодно то, чем вы там занимаетесь?
Прижимаю ладонь ко рту, чтобы не засмеяться. Ах, если бы вы только знали, мистер Мур. Если бы только знали… Может, стоило привести Айвора на цепи? Вряд ли нас пригласят в этот дом еще раз. И ведь я бы даже позволил ему сидеть на стуле, а не у моих ног. Быть может, тогда его папаше было бы понятнее, в какого Бога верует его опальный сын? От этих мыслей снова чувствуется напряжение внизу. Когда рядом мой маленький демон, я не могу думать ни о чем больше. Только он, его приоткрытые губы, его взгляд снизу-вверх, и то, как я шепчу ему слова любви вперемешку с ругательствами тихим шепотом. Словно бы кто-то может услышать нас. Увидеть, как его руки крепко привязаны к изголовью кровати, а бедрами он подается мне навстречу, насаживаясь и позволяя мне входить так глубоко, как только смогу.
Резкое движение отвлекает меня от греховных мыслей. Мы втроем вскакиваем, одна Мари остается за столом, и краем уха я слышу, как она бубнит что-то типа «господь милостливый…». Еле сдерживаюсь, чтобы не ответить «ага». Айвор достает бабочку, и я с сомнением смотрю на его раскрасневшегося отца. В таком состоянии Айвор действительно опасен, но из всех присутствующих, пожалуй, только я знаю это наверняка. Не хочу, чтобы у него были проблемы из-за этого мудака. Свет в столовой угрожающе мигает, обозначая выходящую за рамки магию. Как доктор, как специалист и как его, в конце концов... как там? Содержатель? В общем, пора бы мне вмешаться.
Я обнимаю Айвора за плечи, закрывая его от презрительного взора Мура-старшего, а затем мягко забираю из рук раскладной нож. Мне бы не хотелось, чтобы он порезал себя на эмоциях. Я целую его в висок и тихо шепчу «пойдем». Пожалуй, мне стоило бы что-то сказать его родителям, но я не оборачиваюсь до самого выхода, продолжая обнимать Айвора одной рукой, прикидывая, что можно безопасно сотворить с его папашей в случае чего.
Но применение магии оказывается невостребованным, и мы садимся в машину.
Наконец, щелкают дверные механизмы, и я окончательно расслабляюсь. Движение плотное в это время, мы пару минут стоим в пробке, а я не теряю времени даром. Правая рука снова скользит по его колену и выше, оглаживая так собственнически и развратно, что, если бы у меня была совесть, я бы действительно устыдился.
- Знаешь… - мы наконец трогаемся, и моя ладонь на несколько мгновений покидает его бедро. – Еще я хочу, чтобы ты кричал и вырывался.
Поворачиваю голову, чтобы оценить его реакцию, и остаюсь совершенно доволен. Пусть хотя бы завершение этого вечера пройдет хорошо.

---

Не знаю, что именно заставляет его повиноваться и встать на колени – мой холодный тон или плеть в руках, но Айвор наконец слушается и занимает привычную ему позу. Унизительно и чертовски красиво.
Раз.
Первая розовая полоса расчерчивает бледную кожу спины и ягодиц. Я провожу по ней кончиком пальца.
Два.
Вторая появляется рядом. Я хочу, чтобы ты кричал. Растирать по твоему лицу слезы боли и унижения. Чтобы ты говорил, что принадлежишь мне и только мне.
Три.
И я хватаю его за волосы, чтобы поцеловать, но вместо этого плюю прямо в лицо.
Никто не причинит тебе боль. Никто, кроме меня.